летний вечер, и девятилетний Уджа — сын знатного человека из дома Тоё и его наложницы — лежал в постели и медленно умирал. Мать суетилась возле него, однако не в силах что-либо сделать, и лишь горько плакала.

В тот вечер к ней явились двое — тот, кто зовет себя Иро, и тот, кто зовет себя Мори. Они пообещали, что помогут ее сыну и попросили женщину покинуть комнату на время проведения заклинательной молитвы. Отчаявшаяся наложница не стала упираться, ибо более всего прочего на свете дорожила единственным ребенком. Молитва длилась часами, но затем, поздно ночью, Иро вышел из покоев дитя с довольной улыбкой и сообщил, что опасность миновала.

В ту ночь Уджа, внебрачный сын короля, умер от яда, и в его тело была помещена моя душа. Так, спустя тысячелетие, первый мой враг, Мори, возвратил меня в этот мир и сделал потомком моего второго врага, того труса Ису.

* * *

Я помню тот день. Так четко, как если бы он произошел вчера. Был самый расцвет весны. На деревьях появились почки, трава очнулась от зимней спячки и начала потихоньку произрастать, а утренние ветра стали теплее.

В дом названного отца явилась заклинательница кисти, а мать Уджа лежала больной в постели и давно не вставала. Глава семейства Тоё решил попросить нарисовать ей гравюру с богиней-целительницей, Онмё, которое, согласно легендам, может даровать исцеление больному.

Женщина, ее звали Унис, держалась прямо и уверено. Не лебезила, а говорила четко и по существу. Взор ее был тверд, а лицо, тело и грация прекрасны. Она была идеальна: в меру женственна и в меру мужественна. Встреться мы с ней тысячелетие назад, я бы дал ей меч, обучил и сделал своей подчиненной. Однако, увы, те времена давно миновали, и на тот момент был не смертоносным воином Ясу — разрушителем княжеств, убийцей лесных мелких божков и Великого огненного дракона и объединителем страны, — а духом, заточенным в теле умершего мальчика по имени Уджа. Мне оставалось только сидеть в стороне и молча смотреть, надеясь, что в будущем суждено будет встретиться с этой необычайной женщиной вновь.

Несколько дней спустя, когда этому телу исполнилось десять лет, мать Уджа умерла. В тот момент я, почувствовав ее близившуюся гибель, сел подле кровати женщины, и та, вымученно улыбнувшись, взяла меня за руку и попросила тихим голоском быть сильным. В ответ лишь кивнул и натянуто улыбнулся, хотя ничего не чувствовал.

Став Уджа, я перестал слышать голос отца Иаду, и ранее холодные, как камень, душа и сердце стали теплее — в них начали появляться странные вещи, называемые чувствами. Из-за того ли это, что хватка отца, долгое время сжимавшая меня, исчезла? Или с этим как-то связано мое вселение в тело умершего Уджа?

* * *

С годами я понял, что мне нравится, когда люди меня боятся. Когда они ненавидят меня. Когда хотят убить или причинить страдания. Это добавляет жизни сладость и интерес.

С годами я понял, что мне не нравится, когда люди меня любят. Когда они хотят сделать мне приятное. Когда хотят защитить. Это добавляет жизни тревогу и неуверенность. Я боюсь этих чувств, и хочу разрубить их клинком, но они бестелесные…

А еще я понял, что мне не нравится убивать людей: то, как их лишенные жизни тела валятся на землю и гниют — грустно и неизящно. Совсем другое дело, когда они, преисполненные энергии, пляшут в нескончаемом танце с мечом или клинком в руке — это очень красиво и приятно.

Интересно, женщина, которая явилась в дом названного отца, могла бы танцевать так же красиво, стань она моим воином?

* * *

Когда телу исполнилось шестнадцать, названный отец лишил меня наследства в пользу младшего сына, рожденного от жены глупой, подлой и меня боящейся, потому что однажды сказал ей, что если будет и дальше утомлять глупой болтовней и угрозами, я ее прирежу. Почему-то всех, кто узнал о тех моих словах, данное повергло в ужас, хотя ранее говорить подобное излишне болтливой супруге было естественно — сам Ису часто делал так. Неужто нравы сильно изменились?.. Позднее я узнал, что да, многое подверглось изменениям. Например, теперь можно иметь не только супругу, но и супруга, да и не одного, а много. Наложники и наложницы остались, но грань между ними и мужем и женой так стерлась, что долго было невдомек, в чем же тогда разница… На наследство мне было наплевать, и я лишь повел плечами, когда услышал эту новость. Названный отец был очень удивлен и озадачен и долгое время подумывал, что замышляю что-то недоброе.

Когда телу исполнилось восемнадцать, человек по имени Иро пригласил меня к себе и поведал истину: что Уджа — плод тайной связи нынешнего короля и наложницы главы семьи Тоё. Услышанное мне не понравилось и заставило задуматься: уж не специально ли Мори сотворил подобное?.. вселил меня именно в это тело?.. И первым поприветствовал вновь в этом мире, безмолвно улыбнувшись, когда пришел в сознание, и удалившись вместе с Иро в ту ночь. Больше я ни разу не видел Мори, хотя, скрывать не стану, жаждал этой встречи. Жаждал вновь вонзить в него клинок или меч. Вновь растерзать его тело на куски. Попытаться раз и навсегда стереть гадкое лицо и улыбку из этого мира.

Вечером после нашего разговора с Иро, меня обуяла такая сильная злость, которая грозила вылиться в крупное кровопролитие — как тогда, тысячелетие назад: в те времена человеческая жизнь была намного бесценнее, и я высвобождал свои недовольства и плохо контролируемый гнев убийствами всех, кто попадался на пути и был неважен. Казалось, в голове вновь появился голос отца Иаду, шепотом подстрекавший на исполнение своих самых низменных желаний. Или то были лишь отголоски воспоминаний?..

Не в силах почти всю ночь сомкнуть глаз, утром я собрал немногие необходимые мне вещи и ушел из столицы, никому ничего не сказав. Так началось мое путешествие по королевству и иным землям, продлившееся почти до самой войны. Названный отец и его семья уж подумали, что я погиб: каково же было их удивление, когда, спустя шесть (или то было семь?..) лет, появился на пороге дома.

* * *

В своих странствиях я побывал во многих местах и повидал превеликое множество чудес: начиная от изменившихся нравов и традиций и заканчивая поразительными строениями и приспособления, привезенными с Запада. Помнится, и тысячу лет назад в наши края забредали люди